Слушайте меня внимательно, кучка снобов, пора поговорить об художнике, который лучше всех воплощает противоречия нашей эпохи. Томокадзу Мацуяма, не просто создатель привлекательных образов для ваших стерильных салонов. Нет, этот японец из Бруклина сочетает западную поп-эстетику с японскими живописными традициями, как космический диджей, микшируя казалось бы несовместимые сэмплы для создания удивительной гармонии.
Когда я впервые увидел огромные полотна Мацуямы, я подумал, что это простое экзотическое восприятие, очередная версия упакованного мультикультурализма, вызывающая жадное желание состоятельных коллекционеров разнообразия. Какая колоссальная ошибка! Мацуяма играет в бесконечно более тонкую и глубокую игру, которая далеко выходит за пределы этого упрощённого восприятия.
Впервые увидев его персонажей с безэмоциональными лицами, плавающих в роскошных интерьерах, переполненных цветочными и геометрическими узорами, я сразу вспомнил работы Хоми К. Бхабхи о культурной гибридности. Да, этот индийский постколониальный теоретик научил нас, что идентичность строится в “третьем пространстве”, этом промежутке, где культуры встречаются, ведут переговоры и взаимно преобразуются[1]. Мацуяма прекрасно воплощает эту теорию в своих работах, которые отказываются быть отнесёнными к восточным или западным, традиционным или современным.
Родился в Такаяме, Япония, в 1976 году, Мацуяма вырос между Японией и Южной Калифорнией, прежде чем окончательно поселиться в Нью-Йорке в начале 2000-х. Этот опыт постоянного отрыва от корней лежит в основе его творчества. Сам художник признаётся: “У меня никогда не было дома. Возвращение в Японию в 12 лет после четырёх лет в США стало культурным шоком, даже большим, чем переезд в США”[2]. Эта позиция вечного иностранца Мацуяма превратил в творческую силу, в постоянный вопрос об идентичности в нашем глобализированном мире.
Что меня поражает в его картинах, так это то, как он сопоставляет мотивы из японских гравюр эпохи Эдо с отсылками к современной поп-культуре, логотипами брендов и печатными тканями. В “You, One Me Erase” (2023) он создает настоящий кабинет постмодернистских курьёзов, где сосуществуют автопортрет Фриды Кало, культовые близнецы, сфотографированные Дианой Арбус, фигуры Кит Харинга и произведение “Ваше тело, это поле битвы” Барбары Крюгер. В центре, психоделическая интерпретация “Юдифи, обезглавливающей Олоферна” Караваджо, взрывающаяся флуоресцентными цветами. Этот неистовый заимствование может показаться хаотичным, но Мацуяма управляет этим беспорядком с хирургической точностью.
Бхабха напоминает нам, что “культурная гибридность порождает нечто иное, нечто новое, что нельзя узнать, новую территорию переговоров смысла и представления”[3]. Разве не именно это делает Мацуяма, смешивая изображения из модных журналов с композициями, вдохновленными европейским Возрождением, и традиционными японскими мотивами? Он не просто сопоставляет разрозненные элементы; он создает новый визуальный язык, который превосходит свои источники вдохновения.
Работа Мацуяма становится особенно актуальной в эпоху Интернета, когда мы постоянно подвергаемся воздействию изображений из разных культур, эпох и контекстов. Как подчеркивает Бхабха, “граница становится местом, из которого нечто начинает проявляться”[4]. Мацуяма занимает именно эту границу, это пограничное пространство, где культурные идентичности постоянно обсуждаются и переопределяются.
Возьмем, к примеру, его серию “Fictional Landscape”, где он изображает персонажей с андрогинными чертами лица, одетых в современную одежду с традиционными японскими узорами, помещенных в интерьеры, которые напоминают и западные буржуазные салоны, и японские ширмы. Эти персонажи, с часто пустым взглядом, словно парят в неопределенном временно-пространственном континууме, словно подвешенные между разными культурными реальностями. Они воплощают то, что Бхабха называет “между”, это пространство, где “значения и культурные идентичности ведут переговоры без предполагаемой или навязанной иерархии”[5].
Было бы слишком просто увидеть в творчестве Мацуяма простое празднование культурного разнообразия, утопическое видение мультикультурализма. Нет, его работа более амбивалентна, более сложна. Она ставит фундаментальные вопросы о том, как мы определяем себя в мире, где географические и культурные границы становятся всё более проницаемыми. Как объясняет Бхабха, “теоретическое признание раздвоенного пространства высказывания может открыть путь к концептуализации международной культуры, основанной не на экзотизме мультикультурализма или разнообразии культур, а на фиксации и артикуляции гибридности культуры”[6].
Эта идея культурной гибридности особенно ярко проявляется в том, как Мацуяма работает с мотивами и текстилем в своих произведениях. В одном интервью он говорит: “Меня заинтересовали мотивы и текстильные дизайны, потому что они нелингвистичны. Ты можешь мгновенно почувствовать культуру, когда видишь что-то вроде феникса или дракона”[7]. Но Мацуяма не просто воспроизводит эти мотивы; он трансформирует их, перекомбинирует, заставляет вступать в диалог с другими культурными отсылками. Таким образом он показывает, что эти символы, которые мы считаем принадлежащими определённой культуре, на самом деле являются результатом взаимных обменов и влияний, уходящих корнями в века.
Путь Шёлка, как напоминает Мацуяма, способствовал циркуляции мотивов и художественных техник между Египтом, Китаем и остальным миром. “Каждая культура утверждает, что информация, которая оставалась у неё несколько десятилетий или веков, принадлежит именно ей”[8], с иронией замечает он. Его работа напоминает нам, что сама идея культурной аутентичности проблематична, что культуры всегда находились в движении, в постоянном изменении.
Эта мысль перекликается с идеями Бхабы, когда он пишет: “Культуры никогда не бывают едиными в себе, и не являются просто дуалистическими в отношениях Я и Другого”[9]. Включая в свои картины мотивы из различных традиций (Уильям Моррис, японские мотивы и т.д.), Мацуяма создаёт наложение различных идентичностей и культур, способ говорить о глобализме, который раскрывает нечто, что не является ни американским, ни английским, ни азиатским, а утопичным.
Мне особенно нравится, как Мацуяма играет с самой формой своих полотен. Его картины не просто прямоугольные; они часто состоят из нескольких полотен разных размеров, асимметрично собранных, с вырезанными краями и контурами, подстраивающимися под изображённое содержание. Этот подход напоминает то, что Бхаба называет “перформативностью культурного различия”[10], способом, при котором культурные идентичности не являются фиксированными сущностями, а строятся и постоянно меняются через действия и взаимодействия.
Скульптуры Мацуямы продвигают эту мысль об идентичности и восприятии ещё дальше. Они изготовлены из полированной нержавеющей стали, как зеркало, отражая окружающую среду и зрителей вокруг. Как объясняет художник, “произведения впитывают своё окружение, что является аналогией того, как человек впитывает культуру вокруг себя”[11]. Эти скульптуры, одновременно знакомые и чуждые, вызывают образ мира, который мы знаем не через реальную жизнь, а через мечту.
Бхаба предлагает нам рассмотреть, что “проблема культурной идентификации не в утверждении предопределённой идентичности или выполнении культурной ‘традиции’; это сам процесс артикуляции культурного различия”[12]. Работа Мацуямы прекрасно иллюстрирует эту идею. Его персонажи, часто андрогинные, одеты в одежду, сочетающую современные модные тенденции и традиционные кимоно, воплощают эту постоянно формирующуюся идентичность, которая определяется не принадлежностью к одной традиции, а навигацией между разными культурными влияниями.
В своей серии “The Best Part About Us”, представленной в 2021 году, Мацуяма продвигает эту мысль ещё дальше, создавая то, что он называет “мировым Мы”. Его персонажи, молодые, красивые и богато одетые, кажутся при этом растерянными, словно лунатики. Они представляют эту привилегированную молодёжь, которая получила всё, кроме чувства принадлежности, чёткого понимания, кто они есть и что им следует делать. Они символизируют то, что Бхаба называет “современным постколониальным состоянием”, характеризующимся “чувством отчуждения, непринадлежности, выходящим за рамки простой отрешённости и превращающимся в форму гибридной субъективности”[13].
Особенно интересно в творчестве Мацуйямы то, как он использует цвет для передачи идеи культурной гибридности. Его яркие, почти психоделические палитры не соответствуют ни японским живописным традициям, ни западным канонам. Они создают уникальную визуальную вселенную, которая превосходит эти категории. Как отмечает Бхабха, “культурная гибридность, это не просто вопрос содержания или сюжета, но также формы и стиля”[14].
Творческий процесс Мацуйямы сам по себе является символом этой гибридности. Обучаясь графическому дизайну в Институте Пратта в Нью-Йорке, он овладел живописью самостоятельно, развивая уникальный подход, сочетающий традиционные техники и современные цифровые инструменты. Он начинает с просмотра существующих изображений из своих двух миров, просматривает модные журналы и рекламу в поисках элементов современного западного визуального стиля, изучает исторические тексты в поисках визуальных подсказок о чем-то более древнем и типично японском. Из различных источников он объединяет сцены, где фигуры, напоминающие моделей, носят одежду, напоминающую традиционный японский костюм, при этом находясь на фоне, навевающем образы ширм эпохи Сёгуната, усеянных мусором современного города.
Этот метод работы напоминает то, что Бхабха называет “культурным переводом”, процессом, в ходе которого “элементы, не являющиеся ни Тем, ни Другим, а чем-то иным за их пределами, вмешиваются в процесс культурных переговоров”[15]. Соединяя несопоставимые элементы из разных культурных традиций, Мацуйяма создает не просто постмодернистский коллаж, а настоящий культурный перевод, порождающий новые значения и новые возможности для интерпретации.
Искусство Мацуйямы побуждает нас пересмотреть наши привычные категории, поставить под сомнение предположения о том, что составляет подлинную культурную идентичность. Как отмечает Бхабха, “гибридность показывает, что граница между культурами никогда не сводится просто к противостоянию прошлого и настоящего или традиции и модерна; это процесс постоянных переговоров, происходящий в настоящем”[16].
Внутренние пространства на картинах Мацуйямы особенно интересны. Часто вдохновленные журналами по дизайну, такими как Elle Decor или Architectural Digest, они изображают роскошные интерьеры, которые ассоциируются с западным социальным и экономическим успехом. Однако Мацуйяма трансформирует их, вводя природные элементы (птиц, бабочек, растения) и традиционные японские мотивы. Так он создаёт гибридное пространство, которое не является полностью западным или полностью восточным, а представляет нечто новое и уникальное.
Этот подход напоминает рассуждения Бхабхи о так называемом “третьем пространстве”, зоне культурных переговоров, где “значения и символы культуры не имеют первичной единообразности или фиксированности; даже одни и те же знаки могут быть заимствованы, переведены, переисторизированы и прочитаны заново”[17]. Интерьеры Мацуйямы, именно такие третьи пространства, места, где различные культурные традиции встречаются и взаимно трансформируются.
То, что особенно поражает в его работе, это то, как он играет с нашими ожиданиями и культурными предрассудками. Смешивая отсылки к высокой культуре (Караваджо, Матисс, традиционная японская живопись) с элементами популярной культуры (логотипы брендов, персонажи манги), он ставит под вопрос традиционную иерархию между этими различными формами культурного выражения. Как отмечает Бхабха, “культурная гибридность заставляет нас пересмотреть наши модели культурной идентичности вдали от полярностей Я/Другой, Восток/Запад, Первый/Третий мир”[18].
В то время как дебаты о культурной апроприации продолжаются в наши дни, работа Мацуямы предлагает нюансированную и сложную перспективу. Речь идет не просто о присвоении элементов других культур, а о создании диалога между различными традициями, признании их взаимного влияния и постоянной эволюции. Как объясняет Бхабха, “гибридность, это не проблема устранения противоречий, а скорее переговоры с ними”[19].
Фигуры, которые рисует Мацуяма, часто имеют гендерную неоднозначность, сочетая мужские и женские черты. Эта неоднозначность отражает то, что Бхабха называет “амбивалентностью колониального дискурса”, этот способ, которым колониальные идентичности всегда отмечены определенной нестабильностью, определенной текучестью[20]. Создавая персонажей, выходящих за рамки традиционных бинарных категорий, Мацуяма приглашает нас представить более текучие, более сложные идентичности.
Что мне особенно нравится в его работе, так это то, как ему удается создавать искусство, которое одновременно визуально привлекательно и концептуально строго. Его произведения красивы, да, но они также глубоко укоренены в размышлениях о проблемах нашего современного мира. Как отмечает Бхабха, “искусство не просто отражает социальную реальность; оно активно участвует в ее построении и трансформации”[21].
Работа Мацуямы является символом того, что Бхабха называет “искусством культурного перехода”, искусства, которое возникает из пограничных пространств между разными культурами, разными традициями[22]. Объединяя разрозненные элементы из множества культурных традиций, Мацуяма создает новое визуальное пространство, которое превосходит традиционные категории и приглашает нас переосмыслить наши представления о идентичности и культурной принадлежности.
В мире, все более отмеченном национализмами и идентичностными закрытостями, творчество Мацуямы предлагает альтернативное видение, видение идентичности, построенной не на исключении чужого, а на диалоге и обмене. Как пишет Бхабха, “культурное различие не должно пониматься как свободное выражение предзаданного народа; это переговоры о культурной власти, которые формируются в момент высказывания”[23].
Вымышленные пейзажи Мацуямы таким образом являются пространствами культурных переговоров, местами, где разные традиции, разные влияния встречаются и взаимно преобразуются. Они воплощают то, что Бхабха называет “разрывной темпоральностью модерности”, этот способ, которым наш современный опыт отмечен сосуществованием разных времён, разных историй[24].
То, что делает работу Мацуямы особенно актуальной сегодня, это его способность запечатлеть опыт того, что Бхабха называет “диссеминацией”, этим рассеиванием людей и культур по всему миру, которое характеризует нашу эпоху[25]. Его произведения обращены ко всем тем, кто, как и он, живет между разными культурами, разными традициями, разными языками.
Искусство Мацуямы напоминает нам, что культурная идентичность никогда не является чем-то вычеркнутым однажды и навсегда, она всегда находится в процессе строительства, всегда в движении. Истинный теоретический и политический прогресс заключается в нашей способности превосходить традиционные основополагающие повествования и концентрироваться скорее на творческих моментах, которые возникают, когда разные культуры встречаются и взаимодействуют. Работа Мацуямы прекрасно воплощает эту необходимость. Он приглашает нас думать за пределами традиционных категорий, представлять новые способы существования в мире, новые способы определения себя. Его искусство напоминает нам о красоте и богатстве, которые могут возникнуть из диалога между различными культурами, различными традициями.
Так что в следующий раз, когда вы встретите произведение Томоказу Мацуямы, не ограничивайтесь только восхищением его формальной красотой или техническим мастерством. Потратьте время, чтобы погрузиться в сложную и увлекательную вселенную, которую он создает, вселенную, где культурные границы стираются, уступая место новым возможностям, новым идентичностям. Искусство Мацуямы приглашает нас пересмотреть свои убеждения, принять сложность и неоднозначность нашего современного мира. Искусство, которое, помимо своей визуальной красоты, предлагает нам новое и стимулирующее видение того, что значит быть человеком в глобализированном мире. Вот почему, кучка снобов, вам стоит обратить внимание на Томоказу Мацуяму: не потому, что он в моде или потому что его произведения хорошо смотрелись бы у вас в гостиной, а потому что у него есть важное послание о нашем времени и о нас самих.
- Бхабха, Хоми К. Места культуры: Постколониальная теория, Пайо, 2007.
- Интервью Томоказу Мацуяма, Design Scene, апрель 2016.
- Бхабха, Хоми К. Места культуры: Постколониальная теория, Пайо, 2007.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Интервью с Томокадзу Мацуяма, Галерея Алмин Реш, 2023.
- Там же.
- Бхабха, Хоми К. Места культуры: постколониальная теория, Пайо, 2007.
- Там же.
- Интервью с Томокадзу Мацуяма, Галерея Кави Гупта, 2021.
- Бхабха, Хоми К. Места культуры: постколониальная теория, Пайо, 2007.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
- Там же.
















